Роберт Хайнлайн - Рассказы_2 [Сборник 2]
— Вы, очевидно, меня не поняли. Другие временные пути — реальны, столь же реальны, как тот, по которому мы движемся. И они сейчас в самом деле идут по этим путям, как если бы свернули на соседнюю улочку.
— Но это невозможно — это противоречит закону сохранения энергии!
— Если вы сталкиваетесь с каким‑либо фактом, вы вынуждены его признать — они исчезли. К тому же, это вовсе не противоречит закону, это только расширяет его до пределов всей вселенной.
Дженкинс провел рукой по лицу.
— Вероятно, вы правы. Но в таком случае, с ней может случиться что угодно — ее там могут даже УБИТЬ. А я, черт побери, ничем не могу помочь. Боже, какого дьявола мы записались на этот проклятый семинар!
Профессор положил руку ему на плечо.
— Но раз уж вы ничем не можете ей помочь, то почему бы вам не успокоиться? К тому же, у вас нет никаких оснований думать, что она в опасности. Чего ради придумывать лишние неприятности? Пойдемте‑ка на кухню и откроем бутылочку пивка, пока их ждем.
И он мягко подтолкнул его к дверям.
После нескольких стаканов пива и пары сигарет Дженкинс малость подуспокоился, и профессор завел разговор.
— Как получилось, что вы записались на этот курс, Говард?
— Только на нем я мог заниматься вместе с Эстеллой.
— Так я и думал. Но позволил вам остаться — из собственных соображений. Я знал, что вас нисколько не интересует теоретическая философия, но решил, что ваш твердолобый материализм послужит неплохим противоядием разным диким измышлениям, которые нередко возникают на такого рода занятиях. И вы мне помогли. Возьмем к примеру, Элен Фишер. Она склонна делать блестящие выводы из минимального количества данных. А вы заставляли ее спуститься с небес на землю.
— Честно говоря, доктор Фрост, я никогда не видел смысла во всех этих заумных рассуждениях; я предпочитаю иметь дело с фактами.
— Вы, инженеры, ничем не лучше метафизиков — вы игнорируете любые факты, которые не можете разложить по полочкам. Если вы не можете попробовать его на зуб — его для вас не существует. Вы верите в механистическую, детерминированную вселенную, и начисто отрицаете за человеком право на сознание, волю и свободу выбора — те факты, с которыми вы только что столкнулись.
— Все это может быть объяснено на уровне рефлексов.
Профессор развел руками.
— Вот сейчас вы заговорили, как Марта Росс — она способна объяснить все, что угодно с позиций библейского фундаментализма. Почему бы вам обоим не согласиться, что существуют явления, которых вы не понимаете? — он замолчал и наклонил голову. — Вы ничего не слышали?
— Кажется, да.
— Давайте, проверим. Рановато, но, возможно, кто‑то вернулся.
Они поспешили в кабинет — и стали свидетелями невероятного, наводящего суевереный ужас зрелища.
В воздухе, возле камина, парила фигура в белом, окруженная мягким перламутровым сиянием. Пока они в растерянности застыли в дверях, фигура повернулась к ним лицом, и они увидели, что лицо у нее — Марты Росс, просветлененое и нечеловечески величавое. Раздался голос:
— Мир вам, братья.
Волна кротости и вселенской любви обволокла их как материнское благословление. Фигура приблизилась — и они узрели, что от плечей ее ниспадают огромные белые крылья хрестоматийного ангела. Фрост выругался, но еле слышно и как‑то вяло.
— Не страшитесь. Я вернулась, как вы просили. Дабы просветить и помочь.
Голос доктора окреп:
— Вы Марта Росс?
— Я отвечаю на это имя.
— Что случилось после того, как вы надели наушники?
— Ничего. Какое‑то время я спала. А потом проснулась и отправилась домой.
— И ничего больше? Тогда как вы объясните свой внешний вид?
— Я выгляжу так, как вы, сыны человеческие, представляете себе Слуг Господних. Какое‑то время я служила в миссии в Южной Америке и там пришлось расстаться со смертной жизнью во славу Божию. Так я вступила в Вечный Город.
— Вы попали в Рай?
— Вот уже который век я сижу у подножия Золотого Трона и пою осанну в Его честь.
Дженкинс не выдержал:
— Марта… ах, Святая Марта… скажи: где Эстелла? Ты ее видела?
Фигура неспешно повернулась, глянула на него:
— Не надо страха.
— Да скажи же, где она!
— В том нет нужды.
— Никакой пользы, — с горечью пробормотал он.
— Я помогу. Внемлите же: Любите Господа нашего всем сердцем, и любите ближнего своего как самого себя. И это все, что вам надобно знать.
Говард промолчал, потому что не знал, что ответить, но он был явно не удовлетворен. Фигура же продолжила:
— Мне пора. Да благословит вас Господь.
Она сверкнула и исчезла.
Профессор коснулся руки молодого человека.
— Пойдемте подышим свежим воздухом.
Он вывел покорного и молчаливого Дженкинса в сад. Какое‑то время они молча прогуливались. Наконец Говард осмелился на вопрос:
— Мы что, в самом деле видели ангела?
— Полагаю что так, сынок.
— Но это же безумие!
— Миллионы людей не согласились бы с этим — событие невероятное, но никак не безумное.
— Но это же противоречит всем современным воззрениям… Рай… Ад… Господь собственной персоной… Воскрешение… Или все, во что я верил — ложь, или я тронулся рассудком.
— Не обязательно — и даже маловероятно. Я весьма сомневаюсь, что вы когда‑нибудь узрите Ад либо Рай. Вы будете следовать по тому временному пути, который соответствует вашей натуре.
— Но она выглядела РЕАЛЬНОЙ.
— Она и БЫЛА реальной. Я полагаю, что загробная жизнь реальна для всех, кто верит в нее всем сердцем, как, должно быть, Марта, но, думаю, вы будете подчиняться законам, совместимым с вашими взглядами агностика — за исключением одного нюанса; когда вы умрете — вы вовсе не умрете, и не важно, как бы убежденно вы не настаивали на этом. ДЛЯ ЛЮБОГО ЧЕЛОВЕКА ЭМОЦИОНАЛЬНО НЕВОЗМОЖНО ПОВЕРИТЬ В СОБСТВЕННУЮ СМЕРТЬ. Такого рода самоуничтожение неосуществимо. Вы тоже окажетесь в загробном мире, но в таком, который подходит материалистам.
Но Говард не слушал. Он пощипывал верхнюю губу и хмурился.
— Послушайте, док, почему Марта не захотела сказать, что случилось с Эстеллой? Это довольно‑таки некрасиво с ее стороны.
— Я сомневаюсь, чтобы она знала, мальчик мой. Марта отправилась по пути, который немногим отличается от нашего; Эстелла же решила исследовать не то далекое прошлое, не то будущее. С практической точки зрения друг для друга их не существовало.
Неожиданно в доме раздалось чистое контральто:
— Доктор! Доктор Фрост!
Дженкинс резко обернулся.
